– Он не твоего поля ягода, – повторила она.

– Не слушай, не слушай её! – донёсся до его ушей умоляющий голос Джека.

Анри растерялся. Старая женщина снова пристально взглянула на него. Наконец он нашёл правильные слова.

– Ступай с миром, почтенная матушка, – произнёс он тем ласковым, нежным голосом, каким всегда разговаривал со своими лошадками.

Старуха пожала плечами.

– Я-то уйду, будьте спокойны, – ответила она, обернувшись к Джеку.

Тот стоял, опустив голову, и разглядывал носки своих ботинок, словно не смея поднять на неё глаза.

– Значит, тебе нечего дать бедной старухе? – спросила она и снова засмеялась, поглаживая своё толстое, круглое брюхо.

– Всё прекрасно, всё хорошо, всё в порядке… – пробормотал Анри.

Старуха перестала смеяться, облизала пересохшие губы, затем подхватила свою корзину и пошла прочь. Анри провожал её взглядом, пока она не пересекла площадь и не исчезла из виду. И вдруг он заметил, что большой чёрно-белый кот, самый крупный среди собравшейся кошачьей стаи, стал вдруг совсем чёрным. Зачарованно глядя на кошачий хвост, который так и ходил ходуном – вправо-влево, вправо-влево, – Анри пытался выбросить из головы слова, сказанные страшной старухой: «Он не твоего поля ягода».

– Джек, не обращай внимания… – начал он, оторвав наконец взгляд от кота, и осёкся.

Джека не было. Он исчез.

Но было то, чего Анри не заметил в серых предрассветных сумерках: у большого чёрного кота недоставало одного глаза.

И вот по прошествии многих-многих лет месье Бошан, лицо которого теперь было сморщенным, как печёное яблоко, и напоминало лицо той старой рыбачки, дремал в кресле на веранде своего дома, далеко-далеко от того фонтана в городке Сен-Мари-де-ла-Мер, и беспокойно вздыхал и ворочался во сне. Поглаживая Синдбада, он печально повторял:

– Как давно мы здесь с тобой, дружок. Ужасно давно…

В ответ кот моргал единственным глазом, тихонько мурлыкал и думал про себя: «Давно… ужасно давно…»

59

Не успела Берегиня посетовать на то, что она слишком долго плывёт до канала, как вдруг буквально перед ней очутилось его устье! До него оставалось не больше пятидесяти футов. У Берегини перехватило дыхание. Отсюда, из шлюпки, вход в канал казался узеньким, как игольное ушко. А вдруг «Стрелка» не сможет пройти в него? На Берегиню вдруг напал панический страх. Что, если «Стрелка» застрянет в устье канала, её заполнит водой и она потонет? Что, если затонувшая шлюпка перекроет путь для приливов и отливов? И что делать ей, Берегине? Как выбираться из застрявшей шлюпки, если она и впрямь застрянет в канале?

Самые разные «что, если» толпились у неё в голове, а шлюпка меж тем неуклонно приближалась ко входу в канал.

– Ёлки-палки! – громко сказала Берегиня. Это было ещё одно выражение, которое ей вообще-то не полагалось произносить вслух. – Ёлки-палки! – повторила она.

И тут вдруг вспомнила: «Ну конечно же! Морская корова! Ламантин!» [7]

Для Берегини мир был полон знаков. Тучи на небе были знаком приближающегося ненастья. Медуза с ядовитыми щупальцами – знак опасности. Розовая лента, подаренная Синь, тоже была знаком – знаком любви.

Но все эти знаки не имели никакого отношения к русалкам. А вот ламантин – совсем другое дело. Месье Бошан рассказывал ей, что, если верить легендам, морские коровы, или ламантины, всегда сопровождают русалок. Об этом писал ещё Христофор Колумб во время своего плавания по Карибскому морю. Если увидел морскую корову, значит, где-то неподалёку русалка. И наоборот.

– Ламантины очень большие, – сказала Берегиня Верту, который, свернувшись калачиком, дремал у её ног. – Размером со слонёнка.

«Как же морская корова, – спросила она тогда месье Бошана (та самая морская корова, которую Берегиня собственными глазами видела в водах Ключа буквально пару дней назад), – как же эта морская корова смогла протиснуться в узкую прорезь – канал, соединявший пруд и Мексиканский залив?»

«Это загадка, – ответил ей месье Бошан. – На свете полным-полно загадок».

Берегиня глубоко вздохнула.

Даже во время прилива в пруду было очень мелко, не больше четырёх-пяти футов в самом глубоком месте. Вот и сейчас, если бы она вздумала выйти из шлюпки, то могла бы нащупать ногами дно, даже если бы для этого пришлось встать на мысочки. А в канале было и того мельче.

И тем не менее Берегиня своими глазами видела ламантина. Она стояла на крыльце, ела подтаявшее фруктовое мороженое, которое капало ей на руку. Берегиня стряхивала капли с руки, и они скатывались вниз, падая на ракушечную скорлупу, устилавшую землю возле крыльца.

Верт уселся рядом, с его розового языка тоже скатывались капли – точь-в-точь как с фруктового мороженого. Берегиня и глазом не успела моргнуть, как пёс встал на задние лапы, опираясь передними о колени хозяйки, и подарил мороженому горячий поцелуй!

– Р-р-р-р-р… – подразнила его Берегиня. И, потрепав по холке, сказала: – Наверное, ты единственный в мире пёс, который обожает фруктовое мороженое.

Верт вильнул хвостом в знак согласия, и Берегиня разрешила ему ещё разок лизнуть мороженое. Летний воздух был неподвижным, жарким, тяжёлым.

Вот тут-то до неё и донёсся плеск со стороны пруда. Если бы в этот миг подул хотя бы слабенький ветерок, то она, скорее всего, не расслышала бы его. Ветер отнёс бы звук в другую сторону.

Но воздух был неподвижен, и она услышала: с-с-спл-л-л-ла-а-аш-ш-ш!

Берегиня оторвалась от мороженого и взглянула на пруд как раз вовремя. Она успела заметить, как что-то большое, какая-то невиданная морская тварь мелькнула на поверхности Ключа и снова ушла под воду. Берегиня прищурилась: её ослепило яркое летнее солнце, поверхность воды в его лучах сверкала так, что было больно глазам.

Вот опять! С-с-спл-л-л-ла-а-аш-ш-ш! Что-то огромное, серо-коричневое. Кит? Нет, пожалуй, не кит. Морж? Тоже нет. Но, прежде чем Берегиня двинулась с места и сбежала по ступенькам к пруду, прежде чем позвала Синь, громадное животное исчезло. Но всё-таки она его видела!

– Морская корова! – сказала она Верту.

Это был знак.

Весь остаток дня она вместе с Вертом провела на причале, вглядываясь то в прибывавшую, то в мелевшую воду Ключа. Но диковинная тварь больше не появилась.

Вечером она рассказала об этом Синь, которая, пожав плечами, ответила:

– Всё может быть… – А потом добавила: – Вообще-то вряд ли, Берегиня. Морские коровы водятся у берегов Флориды и в Вест-Индии. Они никогда не заплывают так далеко на запад.

Но Берегиня знала, что это была морская корова.

И вот теперь, подплывая к устью канала, она вспомнила про неё. А как известно, где морские коровы, там и русалки.

«Они всегда рядом» – так сказал месье Бошан.

Так оно и есть. Это ещё один знак, которому Берегиня доверяла.

Морская корова никак не могла оказаться в водах Ключа. Но всё-таки она там оказалась.

60

В это время в оранжево-жёлтом доме Доуги почувствовал, что к его щеке прижался мокрый холодный нос Второго. Не открывая глаз, он потрепал щенка по спине. Он не хотел просыпаться. День был таким длинным, что Доуги хотел только одного – спать. Он повернулся на бок и натянул простыню до самого подбородка. Ему так хотелось спать, что он, наверное, мог бы проспать весь остаток лета, весь год, всю жизнь.

Треволнения дня были для него всё равно что холодный душ, который остудил его пыл. Слишком уж хорошо начинался день и слишком многое обещал.

Он поднялся ещё до рассвета и, стоя в воде, слышал тихий шелест осоки, доносившийся с солёных болот, лёгкий шорох кустарника от дуновения свежего ночного ветра.